До 1800 года бедными были почти все. Была знать, были владельцы огромных земельных угодий, но они составляли лишь ничтожное меньшинство, а почти все остальные жили в бедности. И все были практически неразрывно связаны со своей землей. Так было на протяжении всей истории человечества. Конечно, происходили и коренные изменения: появилось сельское хозяйство. До его возникновения большинство людей занимались охотой и собирательством. Но затем, с началом эры сельского хозяйства, производство продуктов питания пришло к людям, а не наоборот. Теперь людям не приходилось заниматься поисками пищи. Они знали, что в определенных местах продовольствие можно было производить на постоянной основе.
Однако достаток определялся землей, и те, кто владел землей, владели значительной частью мирового богатства. А вот перевозить или перемещать что бы то ни было – вещи, идеи, людей – было сложно. Любые перевозки были сопряжены с огромными трудностями, и поэтому торговля была развита довольно слабо. Таким образом, затраты на перевозку являлись действительно важным фактором, определившим пути формирования общества.
В XVII веке в Азию прибыло всего 3000 судов из Европы. В XVIII веке – то есть, за следующие сто лет – сюда прибыло около 6000 судов. Перевозить любые товары было очень сложно.
Однако примерно в 1800-1820 годах произошли некоторые очень важные события. И два самых значимых из них, привлекающих к себе внимание большинства историков, – это промышленная революция и использование пара. Итак, примерно в 1820 году энергия пара открыла возможности для перевозок товаров, а перевозки товаров стали двигателем индустриализации, торговли и экономического роста.
Но в этот же период был дан старт процессу, о котором говорила выдающийся экономист Дейдра Макклоски, – с началом промышленной революции и эпохи использования паровой энергии зародилось то, что она назвала «великой дивергенцией», когда некоторые регионы, прежде всего, Европа и Соединенные Штаты, начали очень быстро богатеть.
Истоки этого процесса она усматривает в появлении так называемой буржуазии. Буржуазию составляли бывшие сельские жители, достаточно тесно связанные со знатью и хотевшие жить так же, как и она. Таким образом, она считает процесс формирования буржуазии весьма важным, поскольку буржуа стали предшественниками среднего класса.
Что же произошло за два столетия, отделяющие нас от 1820 года? Неимоверно расширилась доступность товаров и услуг. Изменения были не точечными, они были гигантскими, потому что до 1820 года люди рождались и умирали, а мир, в котором они жили, оставался практически неизменным. С момента их рождения до момента их смерти больших изменений в мире не происходило. Однако с 1820 года мир стал быстро, очень быстро меняться.
Двести лет назад четверо из каждых пяти взрослых жителей Соединенных Штатов занимались выращиванием продуктов питания для своих семей. А сегодня один фермер кормит 300 человек.
Я говорю обо всем этом потому, что нам необходимо видеть все это в перспективе. Нам следует рассматривать достигнутый человечеством прогресс, – то есть развитие, которым мы и занимаемся во Всемирном банке, – в историчском контексте.
Напомню вам, что китайский президент Си Цзиньпин говорит о тысячелетиях великих достижений. Действительно, до 1800 года многие инновации зарождались именно в Азии и на Ближнем Востоке. Но, как он часто отмечает, следующие двести лет после 1800 года были для Китая не столь великими, хотя, конечно, сегодня Китай развивается очень быстрыми темпами.
И еще раз позволю себе напомнить: до начала XIX века бедными были почти все.
И что же я вижу сегодня? Сегодня, куда бы я ни приехал, я вижу молодых людей, у которых, может быть, нет смартфонов, но которым смартфоны доступны. По мнению многих аналитиков, к 2025 году доступ к широкополосной связи получит вся планета.
Сегодня, когда люди, пользуясь широкополосной связью, получают доступ в интернет, это имеет несколько следствий. Прежде всего, имея доступ к интернету, люди получают гораздо бóльшую удовлетворенность от жизни. Имея доступ в интернет, они могут видеть, чем живет мир. Они могут смотреть фильмы, телевизионные шоу. Их удовлетворенность жизнью растет.
Но происходит еще кое-что: растет и доход, на который они ориентируются, а изучением этого аспекта мы – Группа Всемирного банка – и занимаемся. Растет тот доход, с которым люди сравнивают свой собственный. И когда это происходит, их доход тоже должен увеличиться – в противном случае они не будут удовлетворены своей жизнью.
Сегодня технологии оказывают нам огромную услугу, обеспечивая соединения для всех, но одновременно с этим они приведут к исчезновению некоторых профессий.
Сегодня существует немало прогнозов относительно того, сколько именно рабочих мест исчезнет. Некоторые говорят даже, что исчезнут почти все рабочие места.
Однако вот что говорит один человек – человек, которого я довольно хорошо знаю, – основатель знаменитой компании «Алибаба» Джек Ма. Он – самый богатый человек в Китае, владелец огромной компании.
Джек Ма говорит следующее: «Знаете, когда мой дед был жив, он работал по 16 часов в день 6 дней в неделю и считал, что он очень загружен. Я работаю по восемь часов в день пять дней в неделю и считаю, что я очень загружен. Мои дети будут работать по три часа в день три дня в неделю и будут считать себя очень загруженными».
По его мнению, технологии сделают ненужными все без исключения рабочие места, требующие физической силы. Но он идет дальше и утверждает, что и все без исключения рабочие места, основанные на знаниях, тоже исчезнут – может быть, не столь быстро, но все же исчезнут. Он предсказывает, что, когда бы такого рода перевороты ни происходили – а он считает, что, судя по характеру нынешнего развития искусственного интеллекта и технологий, это будет именно коренной переворот, – так вот, он полагает, что таким событиям сопутствуют, как минимум, 30 лет неимоверных сложностей и потрясений.
И как же нам теперь поступить? Как реагировать на такого рода потрясения? Как нам следует действовать в ситуации, когда каждый знает, как живут все остальные, и стремится к лучшему. Люди хотят лучшего для себя, но одновременно с этим технологии могут в конечном счете уничтожить очень и очень многие рабочие места.
Если вы, пытаясь понять, как следует решать проблему неравенства, как следует решать проблему бедности, обратите свой взгляд к истории, то увидите, что очень значимая фигура в ней – это Эндрю Карнеги. В своей книге «Евангелие богатства» он писал: «По человеку, который, умирая, оставляет после себя миллионы, которыми он распоряжался при жизни, никто не скорбит, он умирает без почестей, без славы. Человек, умирающий богатым, покрывает себя позором».
Именно Карнеги помог другому человеку – Джону Д. Рокфеллеру – пересмотреть свои взгляды на деньги. И так было положено начало филантропии.
Слово «филантропия» вошло в английский язык примерно в XVII веке из греческого, где оно означает «любовь к людям».
Извините, позвольте на секунду вернуться в более давнее прошлое.
В 1601 году британский парламент принял Статут о благотворительности, и в нем впервые властям было предписано заботиться о нуждах бедняков, живущих в конкретном районе.
Примерно в то же самое время руководители мусульманских государств жертвуют средства на создание крупнейших образовательных центров. Персидский шах Аббас – мы как раз говорили о нем с Падиде – пожертвовал средства на содержание школы при шахской мечети, и она послужила образцом для создания других подобных учебных заведений.
Таким образом, традиции филантропии существовали давно. Но проблема заключается в том, что филантропия, отражавшая наши традиционные подходы к решению проблем неравенства и бедности, сейчас больше не работает.
Давайте рассмотрим еще один широко известный пример – пример Альберта Швейцера. Надо сказать, что, когда я говорю об Альберте Швейцере в этом ключе, популярности мне это не прибавляет, потому что люди – по вполне понятным причинам – восхищаются им. Но Альберт Швейцер принадлежал к другой традиции. Он участвовал в процессе колонизации. Он также был миссионером. А тогда бытовало мнение, что люди, подобные Альберту Швейцеру, берут на себя бремя приобщения нецивилизованных масс к цивилизации. При этом Альберт Швейцер считал себя и великим врачом, помогавшим бедным.
Впервые я услышал об этом, потому что в больнице в Бостоне, где я проходил стажировку, работал врач-кардиолог, который в 1950-е годы ездил к Альберту Швейцеру. Вернувшись, он написал короткий отчет, в котором сообщил, что был абсолютно потрясен условиями в госпитале Швейцера. Этот врач-кардиолог специализировался на нарушениях сердечного ритма. По его словам, многие пациенты в этом госпитале страдали от этого недуга, и им можно было помочь, но это не делалось. Это был очень краткий отчет, но его подтвердил британский журналист Джеймс Камерон, посетивший госпиталь Швейцера в 1953 году. Вот что он написал тогда об этом госпитале:
«Госпиталь производит шокирующее впечатление. Я был готов увидеть что-то неожиданное, но не такое потрясающее убожество. Врач отвергает все технические новшества настолько решительно, что это и кажется начетничеством, и отталкивает. Палаты – это жалкие хижины, душные и темные, койки сколочены из досок, вместо подушек – деревяшки, повсюду – куриный и собачий помет. Водопровода нет, вода – только дождевая; нет ни газа, ни канализации, ни электричества, кроме как – что характерно – для освещения операционной и граммофона».
Далее Камерон отмечает: «Тогда я сказал, что, скорее, это госпиталь существует для него, нежели он – для госпиталя. Госпиталь был архаичным и примитивным намеренно, он намеренно существовал как часть окружавших его джунглей. Основания, на которых он создавался, очевидно, были в гораздо большей степени философскими, нежели медицинскими».
Отчасти мишенью этой критики были намерения Швейцера – а он говорил о них очень четко. Он заявлял об этом – и служил источником вдохновения для многих. Он говорил о том, что его миссия – исправить то зло, которому другие потворствовали во имя христианской веры.
Но я 30 лет проработал в организации «Партнеры в области здравоохранения», и мы пытались делать прямо противоположное тому, что, на наш взгляд, делал Швейцер. Мы рассуждали так: «Речь не о нас. Речь о том, как сделать все, что в наших силах, чтобы оказать наилучшую, по мере возможности, медицинскую помощь другим, руководствуясь соображениями гуманности».
И, таким образом, очень многие желают, страстно желают получить доступ доступ к образованию, не допустить, чтобы их дети голодали. К этому стремятся многие, и доступ в интернет будет и далее повышать планку устремлений. Каким же может быть наш образ действий в этой ситуации?
И это касается как раз сути того, что собой представляет наше учреждение. Группа Всемирного банка – в то время только одна ее часть – была создана в 1944 году на исходе Второй мировой войны. Мировым лидерам, в первую очередь, главам Соединенного Королевства и США пришла в голову, как мне представляется, блестящая – именно блестящая – мысль о необходимости еще до окончания войны создать учреждения, которые, с одной стороны, могли бы обеспечить стабильность – поскольку до Второй мировой войны и во время Второй мировой войны происходили валютные войны. Страны девальвировали свою валюту, пытались делать все, что возможно, чтобы получить преимущество, и статус глобальных валют был совершенно не определен. Именно поэтому существовала необходимость обеспечить некоторую стабильность глобальной системы.
Но, кроме того, по их мнению, нужна была организация, способная восстановить Европу, и такой организацией является Всемирный банк. Он был изначально назван Международным банком реконструкции и развития, и его цель состояла в восстановлении Европы.
Но затем произошло еще одно событие: в 1946 году, выступая в Гарварде, генерал Джордж Маршалл объявил о начале реализации программы, которая стала известна как План Маршалла. Так что теперь задача восстановления Европы решалась в рамках Плана Маршалла, а Всемирному банку нужно было найти себе другое поле деятельности.
Тем не менее, свой первый заем Всемирный банк предоставил Франции. Однако после этого Банк изменил направление своей деятельности, сосредоточившись, в основном, на проблеме бедности.
Что касается основополагающих принципов, то, открывая конференцию, министр финансов США Генри Моргентау заявил, что цель Группы Всемирного банка, цель совещаний состоит в создании динамичной мировой экономики – цитирую – «динамичной мировой экономики, в рамках которой народ любой страны сможет в мирной обстановке реализовать свой потенциал, улучшить условия жизни и во все большей мере пользоваться плодами материального прогресса. Ведь свобода возможностей – это залог всех других свобод».
Кроме того, он утверждал, что «…процветание не имеет четких границ. Оно – не конечная субстанция, величину которой можно уменьшить делением. Напротив, чем более процветают другие нации, тем больше процветания достается на долю каждой».
Это был великолепный взгляд на вещи, и мне представляется, что даже сегодня он для нас актуален.
Кстати, еще одним организатором этой конференции, помимо министра финансов Генри Моргентау, являлся великий Джон Мейнард Кейнс – возможно, второй по степени известности вслед за Адамом Смитом экономист всех времен и выдающийся деятель. И конференция, провести которую было очень нелегко, дала старт созданию нашей организации.
Итак, чем же мы занимаемся? В течение последних 70 лет страны формировали наш капитал, предоставляли нам деньги. Однако мы не просто берем деньги, чтобы сразу после этого раздать их. С частью этих средств мы, начиная с 1962 года, так и поступаем, однако, в общей сложности, Группа Всемирного банка, в том числе Международный банк реконструкции и развития, а также IFC – наше учреждение, работающее с частным сектором, – получили 19 млрд долл. США.
На данный момент, используя эти 19 млрд долл. США, мы предоставили займы и гранты в объеме почти 1 трлн долл. США – точнее, более 900 млрд долл. США. Что происходит, если вы создаете банк и предоставляете ему капитал? Банк использует этот капитал и затем может выйти – в любом случае, мы выходим на рынки капитала и привлекаем финансирование. И мы смогли привлечь средства в объеме примерно 900 млрд долл. США.
Помимо этого, нам удалось направить 28 млрд долл. США непосредственно на счет, который мы зарезервировали для беднейших стран. Эта программа называется МАР – Международная ассоциация развития. МАР предоставляет гранты беднейшим странам. На возвращение этих средств им дается 40 лет. Конечно, получить заем со сроком погашения 40 лет и под нулевой процент очень сложно, но таким образом мы помогаем странам развиваться. Именно этим мы и занимались все это время.
Когда я впервые пришел в здание Всемирного банка, то увидел здесь лозунг «Наша мечта – это мир, свободный от бедности». И тогда я спросил: «А почему это – мечта?» Почему бы нам не поставить это в качестве реальной цели и задачи? И мы это сделали.
После трех-четырех месяцев споров – а именно этим мы во Всемирном банке и занимаемся: мы спорим, спорим с данными, спорим с политикой и идеологиями, спорим с множеством разных факторов – мы пришли к такому выводу: мы хотим к 2030 году покончить с крайней бедностью, то есть, сделать так, чтобы никому в мире не приходилось больше жить на 1,90 долл. США в день. Кроме того, мы будем последовательно добиваться ускоренного обеспечения общего благосостояния, снижая уровень неравенства. И мы решили, что для этого мы будем действовать по трем направлениям.
Во-первых, мы всегда ставили во главу угла экономический рост, однако сейчас мы считаем, что такой рост должен быть всеохватным, то есть, отвечать интересам всех слоев населения, и устойчивым, то есть, не разрушающим планету. В итоге мы получаем устойчивый экономический рост в интересах всех слоев населения.
Во-вторых, учитывая, что мир ежедневно сталкивается с множеством кризисов, – пандемиями, изменением климата, беженцами, нестабильностью, конфликтами, насилием, – мы ставим своей задачей повышение устойчивости к такого рода мировым проблемам, затрагивающим все больше и больше людей.
И, наконец, третье направление – это наращивание объемов и эффективности инвестиций в людей. Итак: устойчивый экономический рост в интересах всех слоев населения, устойчивость к разного рода потрясениям, происходящим сегодня в мире, и наращивание объемов и эффективности инвестиций в людей.
Так что нам пришлось измениться, потому что изменился мир, а мир изменился коренным образом.
В 1960-е годы, вероятно, 70 процентов всего капитала, всех денег, направлявшихся в развивающиеся страны, поступали в рамках официальной помощи на цели развития, в систему предоставления которой входим и мы. Иными словами, все средства, которые направлялись в развивающиеся страны, предоставляли учреждения-доноры, ЮСАИД, другие подобные ему агентства, и группы, аналогичные нашей. Но взгляните сюда: видите, насколько снизился этот показатель.
Вот, видите?
Итак, даже в 1990 году – в 1990-м – 50 процентов всего капитала, поступавшего в развивающиеся страны, приходилось на долю официальной помощи на цели развития. Однако, начиная с 1990 года этот показатель стал падать, и сегодня он составляет менее 10 процентов. Так что, раньше мы могли указывать странам, как им поступать, и они нас слушали – ведь мы были такими крупными игроками. Однако сегодня на долю официальной помощи на цели развития приходится, в целом, всего лишь 9 процентов.
И как нам быть в этой ситуации? Как продолжать играть отведенную нам роль? Как мы можем помочь миллиардам и миллиардам жителей планеты – тем, кто только что появился на свет, тем, кто молод, кому предстоит искать работу, – как мы можем помочь им добиться того, к чему они стремятся?
Первое, о чем я уже говорил вам, – это устойчивость к потрясениям. Возьмем, например, женщину, которая живет в общине беженцев. Сегодня так много людей находятся в нестабильной ситуации. Два миллиарда человек проживают в нестабильных и затронутых конфликтами регионах. А к 2030 году почти половину – 46 процентов – всех, кто живет в крайней бедности, будут составлять жители нестабильных и затронутых конфликтами государств. Мы удваиваем наши усилия в нестабильных и затронутых конфликтами государствах, но отдаем себе отчет в том, что ежегодно мы вкладываем в эту работу примерно 60-65 млрд долл. США. Мы понимаем, что 60-65 млрд долл. США – это ничто, капля в море. Мы не сможем решить ни одну из этих проблем – кризиса с беженцами, пандемиями, голодом – только вкладывая наши средства. Нам необходимо изыскивать способы привлечь к этой работе и других.
Так, например, после трагической вспышки лихорадки Эбола мы задались вопросом о том, почему мы так медлили с принятием ответных мер борьбы с этим заболеванием, и это настолько нас встревожило, что мы создали новый страховой механизм. И сегодня впервые в истории в нашем распоряжении есть механизм страхования, который автоматически обеспечит выделение средств, как только эпидемия заболеваний, подобных лихорадке Эбола, достигнет определенной стадии. Такой механизм обеспечит предоставление средств намного, намного быстрее, нежели они фактически переводились в Либерию, Сьерра-Леоне и Гвинею во время кризиса, связанного со вспышкой лихорадки Эбола.
А сделали мы достаточно простую вещь: вместо того, чтобы откладывать определенную сумму денег или обращаться к донорам с просьбой их предоставить, мы обратились к участникам рынков капитала с вопросом: «Заинтересован ли кто-либо в приобретении облигации, трехлетней облигации с номиналом под риском? Это означает, что в случае эпидемии вы потеряете все ваши деньги, – но мы будем выплачивать вам 8 процентов годовых».
Желающих получать 8 процентов годовых нашлось так много, что мы превысили намеченную сумму подписки, и сейчас на наших счетах лежит 450 млн долл. США, которые можно будет выделить в случае пандемии. За это нам пришлось заплатить, но это лишь крохотная часть общей суммы.
Сейчас мы используем тот же принцип для разработки механизма страхования от голода. Ситуации острой нехватки продовольствия возникают постоянно, а мы постоянно запаздываем с ответными мерами. И мы подумали: «Почему бы не создать механизм страхования, который позволит реагировать немедленно, чтобы можно было выявлять угрозу голода раньше и буквально подавлять ее в зародыше вместо того, чтобы позволять ситуации ухудшаться все более?»
Именно этим мы и занимаемся, пытаясь привлечь все возможные средства. На сегодняшний день мы являемся крупнейшим в мире источником финансирования мероприятий по борьбе с изменением климата. Мы привержены этой цели, но, опять же, не в состоянии решить эту проблему только за счет наших собственных средств. Нам необходимо привлекать финансирование из других источников.
Это поистине самая масштабная задача. Сегодня объем мировой экономики составляет примерно 78 трлн долл. США. Около 7 трлн долл. США вложены в облигации с отрицательной процентной ставкой. Это значит, что вы кладете деньги в банк, но затем не банк выплачивает вам проценты, а вы сами каждый год платите банку за то, что он хранит ваши деньги.
Например, если вы вложите 100 долл. США, то по истечении года у вас будет 98 или 99 долл. США вместо 100. И люди идут на это, потому что настолько боятся риска, что готовы платить кому-то за сохранение своих денег, – ведь в этом случае они, по крайней мере, будут в безопасности.
Еще 10 трлн долл. США вложены в государственные облигации с очень низкой доходностью. Еще 9 трлн долл. США хранятся в виде наличности. Люди буквально собирают банкноты в «тысячу евро» и хранят их в сейфах.
Мы считаем, что эти деньги нужны нам для того, чтобы открыть окно возможностей для каждого жителя планеты, а почему бы и нет? Эти деньги приносят лишь ничтожный доход, и мы считаем, что сможем увеличить этот доход и, одновременно с этим, предоставить возможности всем, прежде всего, в сфере инфраструктуры.
Итак, в чем же идея? А, это Гвинейская фондовая биржа. Не знаю, зачем я вам это показываю, но это просто красивая картинка – Гвинейская фондовая биржа. Так вот, смысл в том, чтобы видеть свою роль не в кредитовании, не в непосредственном участии в процессе, а в облегчении этого процесса и содействии ему. Идея, которую мы сейчас со всеми обсуждаем, состоит в том, чтобы максимально увеличить финансирование развития.
Каким образом мы можем привлечь эти лежащие в кубышках триллионы долларов, чтобы использовать их во благо беднейших жителей планеты? Мы знаем, что сегодня частному сектору необходимо гораздо активнее, чем прежде, участвовать в работе в области развития, потому что сейчас есть множество примеров ситуаций, обеспечивающих обоюдные выгоды. Позвольте привести вам один такой пример.
Международный аэропорт имени королевы Алии – это замечательный аэропорт. Если вы там бывали, то вам это известно. Правительство Иордании обратилось к нам с запросом: «Нам необходимо модернизировать аэропорт, и мы хотели бы взять заем. И если вы предоставите нам такой заем – если вы предоставите заем правительству Иордании – то наши люди возьмутся за эту работу».
Мы ответили: «Знаете, возможно, есть способ получше». И в итоге им не понадобилось брать ни цента взаймы, не пришлось тратить ни цента на выплату процентов – мы смогли обеспечить финансирование проекта полностью за счет средств частного сектора.
При этом правительство Иордании по-прежнему владеет 54 процентами акций аэропорта и, соответственно, получает 54 процента прибыли. Таким образом, не вложив в этот аэропорт ни цента, они за последние девять лет получили свыше одного миллиарда долларов в виде доходов от его эксплуатации. Они были готовы пойти по одному пути, но замечательные сотрудники Группы Всемирного банка предложили: «Почему бы не попробовать другой способ?».
Это – отличный пример того, как мы можем изменить способ ведения дел и не только сократить задолженность страны, но и дать ей возможность получать прибыль. Такого рода инвестициями сегодня хотели бы заниматься многие. «Поколение двухтысячных» может получить в наследство от своих родителей, родившихся в послевоенный период, до 5 трлн долл. США. И каждый день мне говорят: «Мы не хотим сидеть на этих деньгах. Мы хотим, чтобы эти деньги помогли изменить мир».
Есть такое очень важное явление – его называют «инвестиции, нацеленные на преобразования». Люди говорят не только о рисках и прибыли – не только спрашивают о степени рискованности инвестиций, об их доходности. Они говорят о риске, прибыли и преобразованиях. И если отдача в плане преобразований велика, то мы согласны на увеличение рисков и на уменьшение прибыли.
Идея отличная, но относительные объемы мизерны. Речь идет сегодня приблизительно о 200 млрд долл. США в год – этого очень мало в сравнении с потребностями. Для достижения Целей ООН в области устойчивого развития – как их еще называют, глобальных целей – ежегодно требуется около 4 трлн долл. США. Так вот, вся официальная помощь на цели развития составляет в настоящее время примерно 140 млрд долл. США; если добавить к этому инвестиции, нацеленные на преобразования, это даст еще 200 млрд долл. США. То есть, к тем 4 трлн долл. США, которые нужны для удовлетворения потребностей в такого рода инвестициях, мы практически не приблизились.
Но вместо того, чтобы убеждать инвесторов согласиться на меньшую прибыль, вместо того, чтобы доказывать, что это – вопрос благотворительности, мы создали систему, в рамках которой мы работаем со странами Африки и оказываем им всестороннюю помощь в подготовке и проведении аукционов на поставку электроэнергии, вырабатываемой солнечными электростанциями.
Итак, опять же, не вкладывая денег, а лишь оказывая техническую помощь, мы осуществляем программу «Масштабное освоение солнечной энергии». Последнее достижение в рамках этой программы – это цена в 4,7 цента за киловатт/час в Сенегале. Расценки за 1 киловатт/час электроэнергии в этой стране составляют от 15 до 20 центов, но благодаря проведенному с нашей помощью аукциону на поставку электроэнергии солнечными станциями теперь сенегальцы смогут платить всего по 4,7 цента. Это – большая победа, и мы намерены идти по этому пути и дальше.
Повторяю: мы не вкладывали в это денег, мы просто помогли подготовить сделку. И, подготовив сделку, мы получили солнечную энергию по низким ценам.
Но кризис, который беспокоит меня больше всего, – это кризис, связанный с человеческим капиталом. 400 млн человек не имеют доступа к базовым услугам. Ежегодно 100 млн человек оказываются за чертой бедности из-за разорительных расходов на медицинское обслуживание. Действие систем социальной защиты распространяется лишь на одну треть бедного населения планеты.
Действие этих систем распространяется на всех вас, но треть бедного населения земного шара ими не охвачена. Наиболее серьезный аспект этой проблемы, на мой взгляд, – это отставание детей в росте.
Детская низкорослость выявляется очень просто – рост ребенка меньше типичного для данного возраста на двойную величину среднеквадратического отклонения; а все мы знаем, что любой ребенок может вырасти на 25 см в течение первого года жизни и на 12 см – в течение второго года. Некоторые отклонения возможны, но на столько может вырасти любой ребенок в мире, если он получает соответствующее питание.
Имеющиеся данные ошеломляют. Так, например, в Эфиопии низкорослость наблюдается у 38 процентов детей, а мы знаем, что дети с задержкой роста хуже учатся, а повзрослев, несомненно, меньше зарабатывают. Иными словами, с детьми с задержкой роста происходит вот что: их мозг не формируется должным образом.
Вот результаты исследований, проведенных в Бангладеш одним профессором из Гарварда. Слева мы видим мозг ребенка с задержкой роста, справа – мозг здорового ребенка, а золотым цветом показана нейронная сеть. Иными словами, у детей с задержкой роста меньше нейронных связей, и поэтому они просто не в состоянии успешно учиться и работать, и доля таких детей пугающе высока.
В странах Африки к югу от Сахары этот показатель составляет, в среднем, около 30-35 процентов, в Индии – 38 процентов, в Индонезии – 37 процентов, в Пакистане – 45 процентов.
И эти дети, по всей видимости, окажутся неконкурентоспособными в цифровой экономике будущего, которая, вне всякого сомнения, будет предъявлять более жесткие требования.
Еще одна область, в которой мы сталкиваемся с огромными проблемами, – это образование. 250 млн детей не умеют ни читать, ни писать. В Индии три четверти учеников третьего класса не могут решить пример на вычитание с двузначными числами. Среди учеников пятого класса в Индии половина по-прежнему не может этого сделать.
В Бразилии учебные навыки 15-летних подростков улучшились, однако если этот процесс будет идти такими же темпами, то для того, чтобы выйти на уровень средней богатой страны по показателям математических умений, им потребуется 75 лет, а по навыкам чтения – 263 года. 260 млн детей по-прежнему не ходят в школы.
Но еще хуже то, что даже в тех странах, где дети учатся в школах, мы обнаружили в рамках проводимого нами проекта – знаете, во Всемирном банке работают несколько выпускников Американского университета.
Где вы, ребята?
Видите, вот оно – будущее.
Так вот, мы сейчас провели одно из важнейших исследований в сфере учебных достижений. Оно называется «Унифицированная база данных об учебных достижениях». Теперь мы знаем, по каждой стране отдельно, чему именно вы научились за годы, проведенные в школе. Так, даже проучившись 12 лет в школе в Йемене или Малави, вы будете знать и уметь вполовину меньше, чем школьники Сингапура. Да, в Сингапуре великолепная школьная система. И если взять Сингапур за образец, то, как мы выяснили, к сожалению, во многих странах мира почти пять лет обучения в школе пропадают впустую.
Итак, система образования не работает как положено. Так что же произойдет с вами, если вы страдаете от задержки роста, а система образования не дает вам того, что необходимо для успешной конкуренции в условиях экономики будущего?
Я занимался глобальными проблемами здравоохранения и образования почти всю свою взрослую жизнь. И одна из вещей, которую я понял, – что мы очень преуспели, ратуя за увеличение финансирования борьбы с ВИЧ, борьбы с туберкулезом, борьбы с малярией и, в еще большей степени – за увеличение финансирования образования. Но при этом возникла ситуация, когда многие главы государств и министры финансов немного успокоились и теперь просто ждут грантов, как бы говоря: «Ну, если вы нам на это дадите денег, то мы это сделаем. Но если не дадите, у нас есть более важные вещи, на которые следует потратить имеющиеся средства. Нам необходимо вкладывать деньги в материальную инфраструктуру. Нам нужно расходовать средства на дороги и электричество». И все это действительно так, но мы выяснили и то, что инвестиции в человеческий капитал – это, быть может, самые важные инвестиции, которые они могли бы осуществить.
Это данные из исследования уровня благосостояния стран, которое мы назвали «Изменение уровня благосостояния наций». И впервые… так, Квентин. Где Квентин?
Квентин Вудон получил степень доктора философии в области экономики здесь, в Американском университете. Именно он в качестве ведущего экономиста впервые стал учитывать человеческий капитал при расчете уровня благосостояния наций. Человеческий капитал обозначен темным, это ясно? Итак, речь о человеческом капитале. Будь то страны с высоким уровнем дохода, со средним, с низким – даже в странах с низким уровнем дохода человеческий капитал составляет существенную долю совокупного богатства нации. Вот, в этом исследовании мы впервые учли человеческий капитал.
Но если взглянуть на человеческий капитал и уровень благосостояния в расчете на душу населения, то, прежде всего, мы увидим, что в странах с высоким уровнем дохода уровень благосостояния на душу населения намного выше, чем в странах со средним или низким уровнем дохода.
А теперь посмотрите на долю человеческого капитала – она выделена темным цветом – и вы увидите, как много странам с низким и средним уровнем дохода еще предстоит сделать, чтобы достичь этого уровня инвестиций в человеческий капитал.
Поэтому мы приняли решение. Меня беспокоило то, что многие страны просто ждут, пока им предоставят гранты. Они не чувствуют настоятельной необходимости вкладывать средства в людей, в их здоровье и образование. Поэтому мы разработаем рейтинг.
Конечно, рейтинги – дело противоречивое, но мы прекрасно знаем, что люди обращают на них внимание. Поэтому мы намереваемся расставить страны, страны-члены Группы Всемирного банка по рейтингу, исходя из показателя выживания, из показателя продолжительности обучения в школе с корректировкой на качество – то есть, речь пойдет не просто о числе лет, проведенных в школе. Мы собираемся использовать базу данных, которую мы создаем в Банке, и будем засчитывать вам только те годы, в которые вы действительно приобретали знания в школе, те годы, когда вы действительно учились.
А посмотрев на два показателя состояния здоровья – выживание взрослых и низкорослость у детей, – вы сможете оценить, как в вашей стране состояние здоровья населения отражается на человеческом капитале в целом.
Итак, мы составим рейтинг. Мы рассчитаем показатель производительности. Если вас интересуют детали, я могу подробнее рассказать о них позже. И мы представим результаты – обнародуем этот рейтинг в октябре на наших Ежегодных совещаниях, и он вызовет множество споров.
Так что лидеры многих, очень многих стран будут на меня в большой обиде, особенно лидеры стран, которые в рейтинге окажутся ниже других, хотя сами они всегда считали себя выше.
Но по докладу «Ведение бизнеса» и приводимому в нем рейтингу мы знаем, что, не составив рейтинг, невозможно привлечь внимание к проблеме. Мы проводили исследование за исследованием, показывая важность инвестиций в здравоохранение и образование, однако эти исследования не вызвали нужной нам реакции.
Итак, можно ли что-нибудь сделать? Безусловно.
Это Перу. Мы выяснили – я проработал в Перу много лет, и в течение многих и многих лет мы пытались сократить там распространенность низкорослости среди детей, но все усилия оказались тщетными. И наконец, примерно в 2007 году Всемирный банк вложил некоторое количество свободных средств, имевшихся в его распоряжении на тот момент, в национальный проект, цель которого состояла в сокращении распространенности низкорослости – и за семь лет этот показатель снизился наполовину.
Этот опыт многому нас научил, и мы пытаемся объяснить всем нашим клиентам, что рейтинг – это не приговор. Мы хотим привлечь ваше внимание, а потом сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам подняться в этом рейтинге выше, потому что, если вы этого не сделаете, ваши граждане могут оказаться неконкурентоспособными в условиях экономики будущего.
Теперь, когда я постепенно подхожу к завершению – о, боже мой. Ничего, потом у нас будет больше времени. Я хотел бы обратиться к историческому контексту – к истории развития, о которой я вам рассказывал. Мне действительно представляется, особенно учитывая то обилие противоречий, которые вы сегодня наблюдаете, я думаю, что нужен какой-то новый способ взаимодействия между людьми.
Знаете, когда я говорю, что всего 200 лет назад практически все были бедными, 50 лет назад, когда я был еще мал – 54 года назад, когда я еще жил в Корее, было ощущение, что такие страны, как Корея, беднейшие страны мира, останутся бедными навсегда – знаете, как иногда говорят, «бедность останется с тобой навсегда».
И при этом была написана масса книг о том, как богатым странам и организациям вроде Всемирного банка следует воспринимать свою миссию в отношении бедных. На эту тему было написано очень много.
И когда я, студент, изучавший антропологию, читал эти исторические изыскания о моей стране, Корее, я просто не понимал, о чем в них пишут.
Но в итоге, будучи в магистратуре, я прочитал книгу – одну из тех, которые оказали на меня наибольшее влияние. Это была книга Эдварда Саида «Ориентализм».
Кто-нибудь знает эту книгу? Хорошо.
Знаете, должен сказать, что повсюду, где я бывал, на Ближнем Востоке и даже в Азии люди читали эту книгу.
Потому что Эдвард Саид говорит вот что: он утверждает, что, когда вы читаете описания стран Востока – а для него это был Ближний Восток, Персия – ну, вы понимаете, страны Ближнего Востока, но можно воспринимать это и шире, включив в это понятие и Японию, и Восточную Азию. Он утверждал, что, когда вы читаете описания этих стран, то вы узнаете не о странах. Вы узнаете об авторах, потому что авторы используют свои рассказы об этих странах не для добросовестного их описания, а в совершенно иных целях.
Саид писал: «Есть разница между знанием других народов и других времен, получаемым благодаря пониманию, сочувствию, тщательному изучению и анализу как таковым. А с другой стороны, есть знание – если это можно назвать знанием, – являющееся составной частью стремления самоутвердиться, настроя на конфронтацию или даже открытой войны».
Теперь позвольте мне – я снова чувствую себя преподавателем – позвольте мне заявить, что миссия антропологии – проводить этнографические исследования или реально пытаться понять, что собой представляет мир с точки зрения других людей – не менее важна, чем все те технические аспекты, о которых я вам рассказывал. Это – перемены, глубинный смысл которых нам необходимо понять.
Речь идет вот о чем: эти дети хотят получить шанс стать теми, кем они пожелают. И вот о чем я думаю – знаете, я вновь мысленно возвращаюсь в 1963 год, когда я жил в Корее. И в 1963 году Корея была одной из беднейших стран мира, ее ВВП в расчете на душу населения был ниже, чем в Гане, чем в Сомали, чем в Кении.
И тогда Всемирный банк сказал: «Корея – такая бедная страна, такая отсталая, мы не дадим ей кредита, поскольку она никогда его не вернет». Конечно, они ошибались, но именно это они и заявили.
В прошлом году я был в Танзании и зашел вот в этот класс. И я задал детям вопрос: «Ну, и кем вы хотите стать, когда вырастете?». Двое ребят подняли руки и сказали: «Я хочу стать президентом Всемирного банка».
Мои сотрудники и учителя рассмеялись – совсем как вы. Но я сказал – я остановил их и сказал: «Если бы в 1963 году тогдашний президент Всемирного банка Джордж Дэвид Вудс посетил Корею», – а вполне вероятно, что он мог бы приехать в Корею, чтобы проверить, можно ли предоставлять нам займы, – «если бы он посетил Корею и зашел в наш детский сад, сомневаюсь, чтобы он предположил – сомневаюсь, что он мог бы хотя бы подумать, что в этой комнате находится тот, кто станет одним из его преемников».
Итак, сможем ли мы это сделать? Сможем ли мы на самом деле обеспечить равные возможности для всех? Могу поспорить, что, если мы этого не сделаем, это обернется для нас серьезными проблемами. Достаточно давно – 55 лет назад – президент Джон Ф. Кеннеди приехал в июне в Американский университет и произнес речь на церемонии вручения дипломов, и в этой речи были такие слова: «Ничто, уготовленное человеку судьбой, не является непреодолимым. Человеческий разум и дух часто решали проблемы, казавшиеся неразрешимыми, и мы убеждены, что они в состоянии вновь это сделать».
Он говорил о договоре о запрещении испытаний ядерного оружия, но мне кажется, что сегодня перед нами стоит еще более серьезная задача. Можем ли мы обеспечить всем, каждому ребенку на планете равные возможности стать теми, кем они захотят? У меня такая возможность была.
Я убежден, что любой ребенок этого достоин. Но, не используя инструменты финансирования для решения этой задачи, мы не преуспеем. И решать эту проблему предстоит вам, потому что крушение надежд молодых жителей Африки или Ближнего Востока отразится и на вас. Мы это понимаем. Мир настолько взаимосвязан, что вам придется задуматься об их перспективах в той же мере, что и о своих собственных.
Большое спасибо.
